Издавая, переписку Востокова“ ко дню празднованія юбилея митрополита Евгенія, на память какъ его, такъ и всего вружка людей науки, собраннаго Государственнымъ Канцлеромъ графомъ Румянцевымъ, покойный академикъ И. И. Срезневскій въ предисловій выразил надежду что со временемъ изданы будутъ всѣ важныя части переписки членовъ этого кружка, и тогда научное и нравственное значеніе этой дружины вскроется яснѣе; почти каждое письмо этой дружины, продолжаетъ онъ, насколько нибудь есть достояніе исторіи нашей науки, или важное, или по крайней мѣрѣ любопытное. Не менѣе важна эта переписка и какъ свидѣтельство о счастливомъ времени Русской науки, повтореніе котораго было бы радостно и теперь“.

Нѣтъ надобности распространяться о значеніи Государственнаго Канцлера для этого кружка и о томъ его ученомъ знамени, которое такъ величественно держалъ въ своихъ рукахъ этотъ меценатъ и покровитель русской науки. Чего-то не достаетъ теперь, замѣтилъ академикъ Срезневскій, или такихъ тружениковъ науки, или такихъ вельможъ. Много бы

1 См. переписку Востокова, издан. 2-мь отд. Ак. наукъ. Спб. 1873.

• См. нашу рѣчь о Государственномъ Канцлерѣ гр. Румянцевѣ, читанную въ засѣданій Московскаго Археологическаго Общества, посвященномъ юбилейной памяти графа Румянцева; въ ней выяснено это значеніе.

вало у насъ меценатовъ, прибавимъ мы отъ себя, и конскихъ бѣговъ, и псовой охоты, и садоводства, и балетовъ и т. п., мнящихся великую службу служити. Не доставало лишь покровителей науки, подобныхъ Государственному Канцлеру графу Румянцеву, умѣвшему смиряться предъ ея величіемъ, уважать ученый трудъ каждаго и служить лишь пользѣ отечественной исторіи и народнаго самопознанія. Великія жертвы, принесенныя имъ для русской науки, какъ будто надолго испугали нашихъ вельможъ, безсильныхъ подняться до служенія исторической идеѣ и слишкомъ податливыхъ на обаянія сесвѣтной жизни.

Глубоко ошибаются тѣ ученые, кои думаютъ и заявляютъ, что научная дѣятельность графа Румянцева была обусловлено воздѣйствіемъ на него Круга, Востокова, или кого бы то ни было. Правда, онъ какъ человѣкъ французскаго воспитанія, не вполнѣ владѣлъ русскимъ языкомъ и даже писалъ съ ошибками, тѣмъ не менѣе переписка его показываетъ, что онъ стоялъ на такой научной высотѣ, обладалъ такимъ многостороннимъ знаніемъ, что былъ по истинѣ направителемъ и руководителемъ дѣятельности своего ученаго кружка.

Многіе изъ членовъ его ученой дружины уже почтены оть лица современной намъ науки юбилейными празднествами, какъ-то митрополитъ Евгеній, Востоковъ и Кеппенъ. ·

28-го Мая минувшаго 1881 года исполнилось пятьдесятъ лѣтъ существованія Румянцевскаго музея - этого драгоцѣннаго наслѣдія Румянцевской эпохи, послужившаго краеугольнымъ камнемъ для всѣхъ дальнѣйшихъ историческихъ работъ, сдѣлавшагося достояніемъ Москвы и ставшаго здѣсь жизненнымъ зерномъ для развитія Московскаго публичнаго музея. Но торжество въ честь славнаго основателя Румянцевскаго музея, по случаю страшныхъ событій, совершихся въ минувшемъ году, отложено до настоящаго года.

Вся исторія Румянцевской эпохи, вся плодотворная научная дѣятельность Государственнаго Канцлера, главнымъ

1 Юбилей службы Кеппена С.-ПБ, 1860 г.

образомъ опиралась на Московскія ученыя силы и была связана съ членами нашего Императорскаго Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ.

Бантыш-Каменскій, А. О. Малиновскій, К. Ө. Калайдовичъ, Ц. М. Строевъ, вотъ главные Московскіе дѣятели Румянцевской эпохи. Малиновскій былъ предсѣдателемъ нашего Общества (1831—1836), а всѣ прочіе были его дѣйствитель

ными членами.

Вотъ почему мы находимъ не только благовременнымъ, но и обязательнымъ для себя издать переписку Государственнаго Канцлера съ Московскими учеными. На нашемъ Обществѣ въ особенности лежитъ долгъ вмѣстѣ съ нимъ почтить и память своихъ сочленовъ, стоявшихъ подъ его знаменемъ и создавшихъ славу его эпохи.

Начало эпохи Румянцевской тѣсно связана съ именемъ Бантыша-Каменскаго. Свойственникъ Молдавскихъ Государей, воспитанникъ Нѣжинской Греческой школы, Кіевской и Московской духовныхъ Академій, онъ прославилъ себя въ жизни сколько благородствомъ души, столько же не обыкновеннымъ ученымъ подвигомъ. „ Что вы меня успокоиваете? Говорилъ онъ своимъ дѣтямъ на смертномъ одрѣ. Я очень спокоенъ; никто не упрекнетъ васъ именемъ отца. Вѣрую въ искупителя Христа и вѣра не посрамить меня въ день судный.“ Цѣлыхъ 52 года провелъ онъ въ Московскомъ Архивѣ Иностранныхъ Дѣлъ, считая его и своей колыбелью и своей могилой и пребывая неустанно въ археографическихъ работахъ. Многочисленные труды его относящіеся къ внутренней и внѣшней Русской исторіи, обратили на себя вниманіе Государственнаго канцлера графа Румянцева и подвигли его къ рѣшимости издать въ свѣтъ полное собраніе важнѣйшихъ Государственныхъ актовъ. Дѣлами рукъ Бантыша-Каменскаго начато и самое выполненіе этой патріотической задачи; уже въ преклонныхъ лѣтахъ и почти на концѣ дней своихъ, по желанію Государственнаго Канцлера, началъ и кончилъ онъ І часть, Собранія Государственныхъ Грамотъ и Договоровъ “

по образцу Дюмона; онъ не скрывалъ отъ графа всей тяжести этого подвига, но прибавлялъ: „ никакая работа не устрашитъ меня; пріятенъ и веселъ для меня трудъ сей: хотя и не увижу окончанія его, по слабости и лѣтамъ моимъ, но утѣшаюсь тѣмъ, что въ семъ важномъ подвигѣ послужилъ и я, сколько моихъ силъ было, съ искреннѣйшимъ усердіемъ “. Отсылая ему готовый томъ къ печати, онъ съ восторгомъ писалъ: „трудъ, благодареніе Богу, Богу, конченъ! безсмертную вы сдѣлали отечеству услугу.... хвала, честь и слава отъ благодарнаго отечества въ роды родовъ за сіе возсылаема будетъ Вашему имени. "

Калайдовичъ человѣкъ нервный, съ творческимъ дарованіемъ, страстно преданный интересамъ знанія, доброволецъ патріотъ 1812 года, испытавшій тоску по наукѣ среди армейскихъ вечеровъ, пытливый и увлекающійся, способный къ искренней дружбѣ и самоотверженнымъ услугамъ, онъ не довольствовался въ своей кипучей дѣятельности лишь механической ученой работой, но въ каждый трудъ свой вносилъ свою душу, придавалъ ему характеръ изслѣдованія и освѣщалъ его лучемъ высшаго знанія. По собственнымъ его словамъ, исторической критик учился онъ у великаго Шлёцера, и прочною ногою сталъ на пути историческихъ розысканій, благодаря Карамзину.„ Я часто ходилъ къ нему, говоритъ онъ: полный любовію къ славѣ Россіи, вопрошатель и судія давно почившихъ, окрылялъ онъ мою душу святымъ восторгомъ и къ пылу юности приливалъ огня Божественнаго. О, время незабвенное, о воспоминанія сладостныя!" Услуги его для русской науки не пререкаемы. Имъ положень краеугольный камень въ основаніе Славянской палеографіи, имѣющей пролить столько свѣта на мрачную древность; ему принадлежитъ честь не только ревностнаго и счастливаго изыскателя Славянскихъ древностей, но и перваго основательнаго ихъ комментатора. Онъ обогатилъ изданные имъ памятники многими новыми открытіями и важными объясненіями въ пользу Славянской филологіи. „Я скажу публикѣ, писалъ ему Карамзинъ, чѣмъ обязана вамъ Исторія".

Строевъ былъ человѣкъ противоположнаго направленія и характера: работавшій неустанно и знавшій себѣ цѣну, наи

болѣе сосредоточенный въ самомъ себѣ, онъ стремился завоевать самостоятельное значеніе въ тогдашнемъ историкоархеологическомъ движеніи и въ своей дѣятельности былъ Археографъ по преимуществу. Его рукописное собраніе указываетъ въ немъ великаго знатока русской исторіи, а его описанія рукописей, по своей точности и полнотѣ, до нынѣ могутъ служить образцомъ подобныхъ работъ въ этомъ отношеніи. Вся богатѣйшая и плодотворнѣйшая дѣятельность Археографической коммиссіи восходитъ къ имени Строева, коему обязана она самымъ своимъ существованіемъ.

Нужно ли говорить о томъ, какъ высоко цѣнилъ этихъ дѣятелей науки Государственный канцлеръ, графъ Румянцовъ! Въ Калайдовичѣ онъ признавалъ „ даръ необыкновенный изыскивать и объяснять памятники древности“ и старался занимать талантъ его непрерывно. «Калайдовича я засталь въ загонѣ и въ числѣ дюжинныхъ тружиниковъ, писалъ онъ митрополиту Евгенію, а теперь судите, въ какомъ видѣ предстанетъ онъ даже за границею!» Точно также о Строевѣ онъ заявлялъ, что онъ имѣетъ отличную способность къ объясненію древностей нашихъ и просилъ, его не ослабѣвать въ занятіяхъ сего рода, приносящихъ ему столько чести и славы. Нужно ли распространяться здѣсь о томъ, что сдѣлано, открыто и издано этими учеными на иждивеніе Государственнаго канцлера? *

Замѣтимъ лишь одно, что въ Румянцовскомъ Музеѣ нѣтъ, кажется, ни одной замѣчательной рукописи, которая не была бы или пріобрѣтена по ихъ указанію, или не была бы предварительно разсмотрѣна, описана и оцѣнена ими съ научной точки зрѣнія.

Но главнымъ соучастникомъ ученыхъ думъ, волновавшихъ графа, исполнителемъ его предначертаній и вмѣстѣ посредникомъ всѣхъ его сношеній съ Москвой былъ А.Ө. Малиновскій.

* См. Константинъ Ѳедоровичъ Калайдовичъ, Біографическій очеркъ 11. Без сонова. М. 1661 г., и «Жизнь и труды П. М. Строева.» Николая Барсукова Спб. 1868.