2 перстни золотыхъ. И какъ онъ былъ въ Новѣгородѣ при боярине при князе Даниле Ивановиче Мезецкимъ, и тотъ Нехтарей прислалъ къ нему 6 запонокъ съ осташковцомъ съ Семейкою, а чей крестьянинъ и какъ словетъ, того не помнить. А какъ ис Казани ѣздилъ къ Москве тому третей годъ и на Москвѣ спрашивался с-Ываномъ Безобразовымъ, что жену его въ Осташкове покрали, а невѣрка имъ на Кондрата Хламова и онъ на него не вѣдаетъ, какъ бити челомъ, и Иванъ ему сказалъ, что де тебѣ бить челомъ: Богъ де тебя прокормитъ; и онъ на Кондрашка и не билъ челомъ. И съ Москвы ѣздилъ во Псковъ на Осташковъ и въ Осташкове игуменъ Нехтарей ему и досталное все, что жена его у него положила, отдалъ. А изо Пскова пріѣхавъ, далъ продать на Москвѣ москвитину торговому человѣку Богдану Морозову тѣхъ 5 запоночекъ, что лежало у игумена Нехтарья, и чепочку золотую, и ту на Москвѣ и продалъ; а одна запоночка и кресты и икона и персни и ныне у него въ коробочке въ невеликой въ окованой подъ повалушею. Да въ той же коробочке ковши и чарки и лошки серебряные и иная мѣлкая рухлядь. И та коробочка по Васильеве скаске сыскана на дворѣ въ похоронкахъ, а указали еѣ Васильевы жонки Дарьица да Танка, и то подлинно писано ниже сего.

Да Василей же сказалъ. Сказывала де ему жена-жъ его: какъ де Москва очистилась, и въ Чюдове монастырѣ въ полате въ стень въ задѣлке было поклажее узорочья многіе, не вѣдаетъ чьѣ, и казаки росмотря ис тое задѣлки имали, а иную рухлядь и шубы собольи попортило корью и подопрѣли, и казаки бросали, а жена его прибирала и давала старцу, имяни ему не упомнить, а есть у него той рухляди роспись и старцово имя въ той росписи писано. Да жена-жъ его отдала ему въ Казани, какъ онъ пріѣхалъ, 10 золотыхъ его Васильевыхъ, а сказала, что ухоронила за голянище отъ приставовъ, какъ еѣ возили изъ Осташкова къ Москве и съ Москвы въ Казань.

И бояринъ и воеводы князь Борисъ Михайловичь, князь Ѳедоръ Петровичь да дьяки Ондрѣй Степановъ да Иванъ Васильевъ спросили Василья: какъ онъ былъ на Москвѣ, и про ту пропажу государю билъ ли челомъ и съ инымъ съ кѣмъ, кромѣ Ивана Безобразова, спрашивался-ль, иной хто про ту пропажу вѣдаетъ ли?

И Василей сказалъ, что государю онъ о той пропаже не бивалъ челомъ и кромѣ Ивана Безобразова про ту пропажу ни съ кѣмъ не спрашивался, и въ томъ онъ передъ государемъ виноватъ.

А Васильева жена Болотникова Оѳимьица въ роспросе сказала, что брать еѣ Ѳедка Ондроновъ животовъ никакихъ, каменья, алмазовъ, лаловъ, изумруду, яхонтовъ и жемчюгу и золотыхъ и чепей и узорочей никакихъ не давывалъ и у ней нѣтъ; а какъ после Московского разоренья при Кузме Минине пришла она въ Чюдовъ монастырь въ полату, гдѣ всякіе поклажея лежали, и подняла на землѣ мешечикъ съ камышки да и взяла въ палате подъ лавкою въ литовскомъ чемодане 4 чѣпи золотыхъ, одна долговата, да 10 каменей невеликихъ

лазоревыхъ и зеленыхъ и изъ Москвы вышла въ табары, а ис табаръ сьѣхала въ Ерославль с-Ывановымъ человѣкомъ Шереметева, имяни ему не упомнить, а изъ Ерославля во Тверь ѣхала съ ошташковцомъ 3 Баимкомъ Хломовымъ. И межъ Тверью и Торшкомъ еѣ грабили казаки, Курдюкъ съ товарыщи, а чей словетъ, того не вѣдаетъ, а того Мешечка съ каменьемъ И чепочки у ней не розсмотрили, что было подъ пазухою у сыночка маленково у Пашки. И какъ пріѣхала въ Осташково, и тотъ мешечикъ съ каменьемъ схоронила и у ней украли, а чепочки пропали-жъ, не упомнить, гдѣ.

И Васильева жена Оѳимьица роспрашивана накрепко, чтобъ про то сказала правду не пытана, а мужъ еѣ сказываетъ, что у ней слыа она ничего того, что мужу своему сказывала, ныне не сказываетъ. И мужа еѣ поставили съ нею съ очей на очи.

шелъ,

И Василей Болотниковъ з женою своею съ Оѳимьицою съ очей на очи сказалъ тѣ-жъ рѣчи, что жена ему про то про все сказывала: брать де еѣ Ѳедка Ондроновъ запанъ съ 30 съ алмазы и сь яхонты да 13 алмазовъ въ гнѣздехъ, величиною были по денешке, далъ и чѣли въ Чюдове монастырѣ въ литовскомъ чемодане взяла и брату своему Ивашку Быку тѣ чѣпи хоронить дала, а мешечикъ у ней съ тѣмъ со всѣмъ украли, и игумену Нехтарью чепочку с-ыконою и съ кресты и персни и запаночки у Иванова человѣка Шереметева рухлядь и у старца на Москвѣ рухлядь же, что метали изъ задѣлки казаки, положила, а онъ, Василей, того не вѣдаетъ, что былъ 7 лѣтъ въ нѣмцахъ.

И Васильева жена Болотникова Оѳимьица сказала: мужу она своему Василью про то сказывала, что въ Москвѣ брать еѣ Ѳедка Ондроновъ далъ ей запанокъ съ 30 съ алмазы и сь яхонты черчатыми и з жемчюги, въ одной запане былъ изумрудъ въ золотой въ двойной да 13 алмазовъ, величиною были по денешке; а приказалъ ей братъ еѣ Ѳедка: толко де уцелѣютъ, и онъ велѣлъ дати въ Чюдовъ монастырь 400 рублевъ да въ Кириловъ монастырь 100 рублевъ. Да она взяла въ Чюдове монастырѣ въ литовскомъ чемодане 4 чѣпи золотые, одна долговата; да мужъ еѣ поѣдучи въ нѣмцы, оставилъ у неѣ полтораста золотниковъ жемчюгу, судить золотникъ рубли по 2; да купили боярина у князь Ондрѣевы княини Васильевича Голицына, какъ еѣ изъ Москвы выпущали, съ платна аламы з жемчюги, дала 100 рублевъ, а платилъ денги Ѳедкинъ человѣкъ Ивашко Неврюевъ, и тотъ жемчюгъ она собрала и тотъ жемчюгъ, что оставилъ мужъ еѣ, продала, а тѣ запаны и каменье алмазы, что далъ братъ еѣ Ѳедка, да золотниковъ со 100 жемчюгу, что собрала съ аламовъ, завязала въ узолъ и свезла съ собою вь Ерославль. И какъ изъ Ерославля поѣхала въ Осташково, и межъ Торшкомъ и Тверью грабили еѣ казаки, Курдюкъ съ товарыщи, не упомнить чей, а тотъ мешечикъ она откинула въ снѣгъ и процелѣлъ, а казаки имали съ нихъ платье, а тотъ мешечикъ после казачья гра

бежу взяла и воротилась во Тверь з Баимкомъ же Хламовымъ и жила съ недѣлю, а стояла во дворѣ у вдовы, не знаетъ имя ей, за

1

была, а изо Твери сьѣхала въ Осташково съ Баимкомъ же Хломовымъ, съ Кондрашковымъ братомъ, а въ Осташкове стояла на дворѣ . у Кондратка Хломова въ подклѣте подъ комнатою и тотъ мешечикъ въ узлу схоронила подъ печью, и тотъ узолъ со всѣмъ ис подъ печи украли. Да тутъ же пропали 2 ожерелья жемчюжныхъ еѣ Оѳимьицыны да 12 зеренокъ бурминскихъ, 6 были мужа еѣ Васильевыхъ, а 6 брата еѣ Ѳедки Ондронова, а невѣрка ей въ той пропаже на КонДратка Хломова и на жену его. И Кондратку она про ту пропажу говорила, и Кондратко ей отговаривался отъ ней а сказалъ: любо де украли боярина князя Даниловы люди Ивановича Мезецкого, что князь Данило Ивановичь туто-жъ на дворѣ стоялъ въ верхнихъ хоромехъ, а люди его въ тотъ подклѣтъ, гдѣ она жила, приходили, а ставили въ тѣ поры уксусь, а кто имянемъ людей, того она не знаетъ; а на Кондратка она и на князь князь Даниловыхъ людей не била челомъ, что объявити про то не смѣла. А чѣпи она дала брату своему Ивашку Ондронову Быку въ Осташкове-жъ, и онъ сказалъ, что схоронилъ на поле въ землю и после того мѣста не нашолъ, гдѣ схоронилъ; а ныне тотъ Ивашко вь Ерославле. Да она-жъ положила въ Москвѣ-жъ у Иванова человѣка Шереметева, Матвѣемъ зовутъ, на збереженье рухлядь и платье, не упомнитъ сколко, и того поклажея ей не отдали и она била челомъ Иванове женѣ Шереметева, и Иванова жена сказала, что не велѣлъ тое рухляди отдавати Иванъ, а дала ей толко 5 рублевъ да крѣпости лудцкіе. Да она-жъ положила въ Осташкове у игумна у Нехторья купленого своего 6 запоночекъ да чепочку женскую манистную золоту, а на ней 2 креста телные, одинъ золотъ съ виниѳты и з жемчюги, другой серебрянъ золоченъ з жемчюги-жъ; да на той же чепочке икона резная на камени зеленомъ въ гнездѣ да 2 перстни золотыхъ. И тотъ игуменъ мужу еѣ Василью все и отдаль. А изъ Осташкова взяли еѣ къ Москве, а пріѣзжалъ по неѣ съ Москвы Ортемей Пуляевъ, и на Москвѣ еѣ роспрашивали въ Посолскомъ приказе діякъ Петръ Третьяковъ. А не взято у ней въ Осташкове и на Москвѣ ничего, что не было покрдено у ней въ Осташкове и она про ту пропажу не сказала. А ис Посолского приказу прислали еѣ въ Казанской Дворецъ, а ис Казанского Дворца послали еѣ въ Казань. И какъ мужъ еѣ въ Казань пріѣхалъ, и у ней были 10 золотыхъ мужа еѣ и тѣ золотые мужу своему отдала. Да и то она мужу своему сказывала: какъ Москва очистилася, и въ Чюдове монастырѣ въ полате въ стенѣ изъ задѣлу поклажея и узорочья многіе казаки имали да тутъ же была рухледь и шубы собольи попорчены корью и подопрѣли, и казаки то бросали, а она по(д)бирала и давала старцу въ кѣлью, имяни ему не упомнить, что нѣгдѣ было дѣти.

И бояринъ и воеводы князь Борисъ Михайловичь Лыковъ, князь Ѳедоръ Петровичь Борятинской да діяки Ондрѣй Степановъ, Иванъ Васильевъ спросили Оѳимьицы, для чего она про ту пропажу въ

Осташкове приказнымъ людемъ и на Москвѣ въ Посолскомъ приказе у роспросу не объявила и въ Казани ныне въ роспросе сперва таила? И Оѳимьица сказала, что она въ Осташкове и на Москвѣ объявити про то не смѣла, а въ Казани въ роспросе про то сперва не сказала, и въ томъ она передъ государемъ виновата.

Васильевъ сынъ Васка роспрашиванъ въ роспросе сказалъ. Съ матерью онъ своею въ Москвѣ былъ, а дядя его Ѳедка Ондроновъ матери его узорочья какіе давалъ ли и у неѣ пропало-ль или кому Дала или продала, того не помнить, что былъ малъ И изъ Москвы вышолъ з дядею съ Пятымъ Михайловымъ и въ Ерославль сьѣхалъ съ нимъ же и жилъ въ Ерославле у Кузмы Огнева, а мать его пріѣхала вь Ярославль после, 4 недѣли спустя, а стояла у Кузмы-жъ Огнева, а Пятой сьѣхалъ въ Нижней и ныне въ Нижнемъ; и изъ Ярославля онъ съ матерью поѣхалъ во Тверь, а изо Твери въ Осташково и межъ Торшкомъ и Тверью грабили козаки, Курдюкъ съ товарыщи, а что грабежю взяли, того не помнить же; и после того онъ никакихъ узорочей у отца и у матери не видалъ.

Другой сынъ Пашка, лѣтъ въ 13, роспрашиванъ въ роспросе сказалъ, что онъ въ тѣ поры былъ невеликъ, годы въ 3 или въ 4, ни

чего не помнить.

Да въ Казани-жъ на Гостине дворѣ торговалъ Тимошка Морозовъ, а Василью Болотникову племя, и Тимошка роспрашиванъ, почему онъ Василью Болотникову племя. И въ роспросе Тимошка сказалъ: Василью Болотникову онъ племя, потому мать его Оксинья Васильеве женѣ Оѳимье и Ѳедке Ондронову сестра родная, а живетъ онъ въ Казани себѣ, пьетъ и ѣстъ и торгуетъ собою, а не съ Васильемъ вмѣсте. И Тимошка противъ государевы грамоты роспрашиванъ, въ Москвѣ онъ и мать ево съ Васильевою женою Болотникова былъ ли и что имъ Ѳедка Ондроновъ какихъ узорочей далъ и гдѣ ныне у нихъ ли или кому продали или у кого положено и гдѣ ныне мать его?

И Тимошка въ роспросе сказалъ: мать его въ Московское розоренье въ Москвѣ была, а взялъ еѣ въ Москву на обмѣну на Иванову жену Шереметева братъ сѣ, а его дядя, Ѳедка Ондроновъ, и въ Москвѣ мать его жила съ сестрою своею съ Васильевою женою Болотникова съ Оѳимьицою вмѣсте у Ѳедки Ондронова; а Ѳедка имъ какихъ узорочей далъ лы, того онъ не вѣдаетъ, что съ матерью своею въ Москвѣ не былъ и у матери своей не видалъ и ныне у нихъ нѣтъ; а жилъ онъ подъ Москвою у Ивана Шереметева, а после Московского розоренья свѣдалъ про матерь свою и сыскалъ еѣ въ Ерославле, а съ кѣмъ въ Ярославль мать его сьѣхала, того не помнить, а ныне мать его въ Казани.

А Тимошкина мать, а Ѳедкина сестра Ондронова, Оксиньица роспрашивана, въ Москвѣ она въ Московское розоренье у брата своего у Ѳедки съ сестрою своею съ Оѳимьицою была ли и что имъ братъ ихъ Ѳедка какихъ узорочей далъ и гдѣ у нихъ то узорочье ныне и

1

после Московского розоренья съ кѣмъ изъ Москвы вышла и куды ис подъ Москвы сьѣхала и съ кѣмъ и гдѣ жила и мужъ у ней есть ли?

И Оксиньица въ роспросе сказала: была она замужемъ на Бѣлой за попомъ, Кузмою звали, и мужа еѣ убили Литва, какъ приходили Наливайко тому 12 лѣтъ, а она 12 лѣтъ, а она после того жила въ Погорѣломъ Городище; и какъ стоялъ подъ Москвою Прокоѳей Ляпуновъ, и приходили ис подъ Москвы къ Погорѣлому Городищу ратные люди и Погорѣлое Городище взяли, а еѣ привезли подъ Москву о Ильинѣ дни, и брать ихъ Ѳедка Ондроновъ взялъ еѣ на обмѣну в Москву на Иванову жену Шереметева и жила она въ Москвѣ у брата своего у Ѳедки и съ матерью своею съ Марьею да съ сестрою съ Оѳимьицою вмѣсте полтара годы, и матери еѣ въ Москвѣ не стало. И какъ Москва очистилась, и еѣ и сестру еѣ дали за пристава въ Чюдове монастырѣ, а изъ Москвы вывелъ еѣ маленкой, не упомнитъ его именемъ и чей тотъ маленкой; и подъ Москвою она вспросилась въ таборехъ въ земленую избушку жить, не упомнитъ, х кому. А сестра еѢ вышла съ нею не вмѣсте и сьѣхала въ Ярославль с-Ываномъ Шереметевымъ, а она сьѣхала съ сыномъ боярскимъ, Васильемъ зовутъ, не упомнить чей, свезъ еѣ до помѣстья своего отъ Ярославля за 60 версть, а ис того помѣстья сьѣхала въ Ярославль, а сестры своей въ Ярославле не заѣхала: до неѣ изъ Ярославля сьѣхала въ Осташково; и жила она въ Ерославле 6 лѣтъ. А сынъ еѣ Тимошка наѣхалъ въ Ярославле, а въ Москвѣ съ нею не былъ, жилъ все у Ивана Шереметева, а жаловалъ ихъ Иванъ за то, что жену его Иванову въ Москвѣ мать ихъ Марья покоила. А брать еѣ Ѳедка въ Москвѣ каменья никакого и жемчюгу и золотого и никакихъ узорочей ей не давывалъ и у ней нѣтъ и ничего съ нею брать еѣ не говаривалъ, а говорилъ съ сестрою еѣ съ Оѳимьицою, а толко дала ей въ Москвѣ мать еѣ Марья 10 рублевъ денегъ.

И Оксиньица роспрашивана накрепко, чтобъ сказала правду не пытана, а брату еѣ Ѳедке какъ была ей дорогихъ узорочей не давать, потому-што брать еѣ Ѳедка взялъ въ Москву на обмѣну и жила она съ сестрою у, брата своего у Ѳедки и сестрѣ еѣ брать еѣ узорочей давалъ и сестра еѣ въ томъ не заперлася, а ей было какъ не давать, а она тақова-жъ сестра родная, и она-бъ сказала правду, гдѣ у неѣ то, что ей брать еѣ Ѳедка давалъ у неѣ-ль, или кому продала, или у кого положила и у сестры своей гдѣ поклажее вѣдаетъ ли?

И Оксиньица сказала: далъ ей брать еѣ Ѳедка въ Москвѣ чѣпь золоту да 3 ожерелья мускихъ стоячихъ, въ одномъ ожерелье были камышки, не упомнитъ какіе, да мешечикъ жемчюгу всякого, а по смѣте мешечикъ былъ положитца въ него денегъ рублевъ съ 15 или болши. И какъ Москва очистилась, и брата еѣ Ѳедку, пытавъ, отдали за приставы держать въ Розряде, и присылалъ къ ней въ Чюдовъ монастырь брать еѣ стрелца, Тренкою зовуть, не упомнить чей, чтобъ съ нею повидатца; а то, что брать ей далъ, была у ней чѣпь и была