на какихъ усилій выдержать со всѣхъ сторонъ нападенія противника соотвѣтственно ожиданно благомыслящихъ сыновъ отечества; однимъ словомъ, постараюсь не унизить защищаемаго. Не мое дѣло обнаруживать сдѣсь семейственныя распри кровныхъ родственниковъ, а то бы очень легко доказать, ΣΤΟ выставляемое Григорьемъ Васильевичемъ безпристрастіе къ поступкамъ своего сродмика болѣе нежели подозрительно. Птакъ я начну оттуда, откуда первый повелъ нападеніе на послѣдняго. Счастіе Бориса Ѳедоровича, говоритъ онъ, началось у порога Ивана Васильевича Грознаго. Что жь туть худаго? Естественное теченіе дѣлъ человѣческихъ того требовало; Великіе Князья Московскіе и Цари Русскіе всегда покровительствовали отличнымъ дарованіямъ. Природа украсила юнаго Бориса душевными и тѣлесными качествами: его остроуміе, кстати выказанное, необычайное въ дѣтскимъ почти лѣтахъ удаленіе отъ всего ребяческаго, расторопность и осмотрительность его при Дворѣ, удостоены были особеннаго вниманія Грознаго и вкупѣ справедливѣйшаго изъ Царей. Участвовало ли тутъ сколько ни будь счастіє? Ни мало! Оно было искони рабынею рожденныхъ для безсмертія, мужей и, совершенно завися отъ нихъ, всегда слѣдуетъ за ними, какъ тѣчь. Не разъ уже слабоуміе называло отважныя высокихъ умовъ предпріятія, увѣичанныя счастливыми успѣхами, дѣломъ случая; для него непонятно, какимъ образомъ колоссъ Родосскій можетъ стать одною ногою посреди океана, а другою выступать на берегъ: но такъ шествуютъ къ величію мужи, назначенные Промысломъ располагать судьбою народовъ. Борисъ Ѳедоровичъ Годуновъ былъ изъ числа таковыхъ; онъ первый примѣтилъ у трона, сколь необходимо для благоденствія Русскихъ измѣрять обширность Русскаго государства обширностію дарованій. Послѣ богатырскихъ подвиговъ Грознаго нужно было оградить силою ума плоды быстрыхъ завоеванії; усиліемъ пріобрѣтенное требуетъ охраненія самой премудрости. Иванъ Васильевичъ скончался, и любимецъ его сталъ, другомъ насаѣдника его. Друзья требуютъ довѣренности; никто такъ много не Дорожилъ ею, какъ царскій свойственникъ; благодѣянія полились рѣкою на достойныхъ токмо. И дѣйствительно, правосудіе не видѣло еще до него предъ собою такого обожателя, истина подобнаго ему поборника, невинность ревностиѣйшаго защитника. Государство пашло въ немъ неусыпнаго рачителя о благѣ общественномъ; въ нашемъ отечествѣ явился сынъ славы; мы увидѣли въ немъ рѣдкаго человѣка: вогъ лѣствица возвышенія его! О, когда бы всѣ восходили по ней къ величію! Дарованія Бориса Ѳедоровича сдѣлались бы необходимыми условіями царствовать. Мужъ этотъ, безъ сомнѣнія, пребудетъ единственнымъ въ нашихъ лѣтописяхъ; одинъ только можно замѣтить въ немъ недостатокъ: сравнившись со всѣми великими мужами, до него жившими, не успѣлъ превзойти ихъ, по тому что тщеславіе заставило его очень долго стоять ниже своего достоинства. Теперь спросите у своей совѣсти, дозволитъ ли она называть такія существенныя совершенства его дарами счастія? Нѣтъ, конечно, нѣгъ! Въ противномъ случаѣ не останется для человѣка возможности называть что либо своимъ, Не смотря на то, однако жь, зависть всегда отдѣляетъ знаменитые успѣхи людей, на поприщѣ славы подвизающихся, отъ человѣческихъ дарованій и силъ, коими они произведены въ дѣйство, предполагая, будто бы способъ дѣйствованія опредѣляется теченіемъ обстоятельствъ. Но къ какой стати отдѣлять свѣтъ солнечный отъ лучей солнечныхъ, и сіяніе лучей солнечныхъ отъ сіянія самаго солнца? Подобное раздробленіе небеснаго свѣтила развѣ уменьшаетъ его сіяніе? К чему же клонятся таковыя лжемудрствованія зависти? Къ тому, чтобы, воспользовавшись легковѣріемъ слабоумныхъ, самой завладѣть чужою собственностію, и, отнимая у другихъ все, доставить себѣ пищу. Можетъ быть, униженіемъ истинныхъ заслугъ возвышается нѣсколько ея низкая порода: пусть останется при ней такое утѣшительное заблужденіе! Изъ сожалѣнія не станемъ уличать ее въ столь несправедливомъ умствованіи. Но, извиняя людскія слаботи, мы не забудемъ своей обязанности: когда честнаго гражданина явно провозглашаютъ мятежникомъ, считаемъ долгомъ своимъ требовать на то доказательствъ. Иначе, пришлось бы вѣрить всѣмъ слухамъ, праздностію вымышляемым на счетъ правительствующихъ особъ. Въ самомъ дѣлѣ, что за справедливость называть мятежникомъ изъ честолюбія царскаго шурина за то, что опекунъ Димитрія царевича танлъ въ сердцѣ своемъ честолюбивые замыслы? Они открылись: Бѣльскій сосланъ вь тюрьму, а Борис Годуновъ долженъ еще отвѣчать за его преступление! Таковъ ли языкъ безпристрастія? Когда такъ, то какой же будет языкъ клеветниковъ? Сь подобными доказательствами можно обвинить всякаго человѣка въ какомъ угодно преступленіи, по тому только, что есть, были и будуть являться между людьми преступники и злодѣи. Странное умозаключеніе! По страниће всего отважность вѣтін бредить наяву предъ людьми здраваго разума. Напрасно вызываетъ онъ изъ гробовъ тѣш невинныхъ младенцовъ, заставляя ихъ преслѣдовать ненавистный предметъ мщенія своего; привидѣнія сіи исчезаютъ при свѣтильникѣ истины. * Чтобы справедливо судить о какомъ ни будь происшествіи, для того потребно имѣть надлежащее свѣдѣніе о всѣхъ, сопровождавнихъ его, обстоятельствахъ. Преждевременную смерть, приключившуюся Димитрію царевичу, должно болѣе приписать случаю, или неосторожности, нежели предполагаемому Григорьемъ Годуновымъ злоумышленію. Допустимъ на мгновеніе, что страсть къ властво ванію дозволяетъ себѣ всякія жертвы на счетъ ближняго. Но къ чему искать Борису Ѳедоровичу въ младенческой крови Коровы, когда всѣ бразды правленія были уже въ рукахъ его? Одно имя достаточно ли къ тому, чтобы довести до неслыханнаго злодѣянія человѣка, привыкшаго ко всему царскому? Изъ теперешняго его поведенія можно судить, какъ мало добивается онъ самовластія. Не знаю также, почему считаютъ коварнымъ его наущеніемъ соизволепіе Ѳедора Ивановича жить Димитрію царевичу въ Углича, яко въ удѣльномъ своемъ городѣ? Онъ былъ мѣстопребываніемъ брата, Ивана Васильевича Грознаго: по какимъ же причинамъ осмѣливаются называть слѣдствіемъ придворныхъ пронырствъ назначенное въ семъ же самомъ городѣ жительство брата Ѳедора Ивановича? Нечаянное приключеніе, случившееся съ послѣднимъ, полагаютъ въ основаніе неоспоримаго права возлагать всю вину на царскаго шурина и требовать отъ него въ этомъ дѣлѣ отчета. Насильственное требованіе ! Взыскивать съ управляющихъ то, чего не въ состояніи предвидѣть благоразуміе человѣческое! Одинъ славный Римлянинъ, будучи обвиняемъ своими согражданами въ противозаконномъ поведеніи, разоДралъ всенародно бумаги, коими могъ оправдаться и изобличить легковѣрный народъ въ несправедливомъ о себѣ мнѣніи. Такой по-ступокъ побѣдителя Аннибалова тѣмъ большаго достоинѣ удивленія, чѣмъ очевиднѣе прикрывалось заблужденіе согражданъ его; иначе торжество его невинности было бы невыносимо для народнаго самолюбія. Достало ли бы, на примѣръ, у насъ силъ выслушать безъ сердечнаго раскаянія о единомъ сомнѣніи въ праводушіи Бориса Ѳедоровича, если бъ онъ вдругъ теперь явился туть и рить такъ: * Андрея Васильевича. сталъ гово меня «Люди Московскіе! Чѣмъ заслужилъ я ваше ко мнѣ недоброже «лательство? Я думалъ, что подъемлемые мною въ теченіи нѣсколь«кихъ лѣтъ труды для славы Руси предохранять имя мое отъ вся«каго пенавистнаго нареканія, а вы это усиліе споспѣшествовать «благоденствію вашему называете стремленіемъ къ престолу. Ска«жите, чѣмъ инымъ старался я превзойти совмѣстниковъ моихъ въ «правленіи, если не попеченіемъ о выгодахъ моего отечества? Му«чительное преимущество! Проводить цѣлыя ночи безъ сна для спо«койствія гражданъ, и не видѣть дня, занимаясь разсматриваніемъ «дѣлъ государственныхъ! Но за то я слылъ у васъ справедливымъ, «а народъ именовалъ милостивымъ. Не пропуская ни одного «случая поддерживать столь лестное къ себѣ расположеніе умовъ, я «не заботился ни о чемъ, кромѣ славы быть всѣми любиму, и счи«тал себя счастливымъ, когда могъ покупать кровавымъ потомъ «народную любовь. Сокровищницы мои во всякое время были от«крыты для пеимущихъ и входъ въ гостинницу никому не возбра«нен. Давно ли бѣдные, по стогнамъ мною собранные, которыхъ «Я угощалъ обѣденнымъ столомъ, провозгласили меня отцомъ сво«имъ въ присутствіи самого Государя? Теперь его пѣтъ болѣе, «дары, расточаемые мною несчастнымъ погорѣлымъ, называютъ пе«рунами, щедрость, гостеприимство и хлѣбосольство тщеславіемъ, «а слезы, покатившіяся изъ глазъ моихъ при вѣсти о смерти Ди«митрія Ивановича, - слезами крокодиловыми. Но этого недовольно: «самое удаленіе мое отъ человѣческой несправедливости уподобляють «расположенію разбойника, который, по наступленіи дневнаго свѣта, «ищеть уединенія и мрака!».... И Могли ль бы вы, говорю, Русскіе, внимать этимъ трогательнымъ Бориса Ѳедоровича словамъ безъ искренняго раскаянія о своемъ заблужденін?.... Общія восклицанія: «Онъ достоинъ быть царемъ! Онъ достоинъ быть царемъ!» прервали рѣчь Андрея Петровича Клешнева. Не знаю, доставляю ли я Вашему Величеству переводомъ сей рѣчи Хотя малѣйшую часть того неизъяснимато удовольствія, которое чувствовалъ я, слушая и созерцая, какъ говорилъ ее самъ вѣтія? Можно сказать, что онъ силою своего краснорѣчія и гремящимъ голосомъ укротилъ волнующееся море, готовое было погребсти въ волнахъ своихъ корабль, кормщика и мореплавателей. |